Как перевоспитать избалованного ребенка (как понять что ребенок избалован: признаки и причины). Избалованные дети: признаки

А впрочем, может быть, оно и лучше! - прибавила она, полуоборачиваясь на ходу.
Через несколько минут Нина сидела с Николаем на одном из маленьких диванов, за столом, на котором стоял маленький поднос с чашкой чая и печеньем.
- Ну, рассказывайте теперь о себе, - говорила она, стягивая перчатки и принимаясь за чай.
- Ничего о себе интересного рассказать не могу, Нина Сергеевна. Немного работаю, а больше бездельничаю.
- По крайней мере не скучаете?
- Этим не грешен.
- И слава богу. Вы ведь, кажется, адвокат?..
- Да, но пока больше по названию.
- Что так? Еще не сделались известностью?..
- Нет, не сделался!
- Сделаетесь! - засмеялась Нина. - Вы ведь пишете тоже?
- Пока более для насущного хлеба, чем для славы!
- А славы вам хочется, очень хочется? - проронила Нина, пристально взглядывая на Николая.
- Не всем она дается!
- Но это не мешает гоняться за ней! Ужасно вы все самолюбивы, как посмотрю. Всех вас гложет какой-нибудь червь и не дает вам покою. Не умеете вы жить. Не умеете пользоваться счастьем!.. - проговорила Нина задумчиво.
- Кто это - все?
- Все вообще несколько неглупые люди!..
- А вы умеете?
- Я?.. Об этом когда-нибудь поговорим. Рассказывайте пока, что вы делаете, с кем знакомы, где часто бываете?
- Да что говорить? У вас вот есть что рассказывать, а мне, право, нечего… Хорошо ли вы съездили за границу? Вы, кажется, не рассчитывали скоро вернуться?
- Мало ли на что рассчитываешь!
- Где были?..
- В Париже больше.
- И надолго сюда?..
- А не знаю, как поживется…
Нина Сергеевна неохотно говорила о себе и старалась замять разговор, как только Николай начинал говорить об ее заграничном путешествии.
«Непременно что-нибудь случилось с ней!» - подумал он, взглядывая на молодую женщину. Ему показалось, что она в лице похудела и стала как-то серьезней. Глаза ее не смеялись, как бывало прежде. Напротив, взгляд ее стал мягче, ласковей, грустней.
Она кончила чай и проговорила, вставая:
- Теперь пойдемте слушать Присухина. Кстати, как вам понравились наши четверги? Весело?
- Не очень.
- То-то! А ведь сколько четвергов еще впереди! И опять одно и то же, одно и то же!
Тон ее голоса звучал таким отчаянием, что Николай спросил:
- Да что с вами, Нина Сергеевна? Вы совсем стали другой с тех пор, как я вас не видал.
- Так, хандра. Музыка, вероятно, навела хандру. Музыка на меня действует. Сегодня «Гугеноты» отлично шли. Это пройдет! - улыбнулась Нина. - Все на свете проходит.
- Будто?
- У таких людей, как мы с нами, или, если вы не согласны, так у такой женщины, как я. Кстати, что поделывает ваш брат? Здоров ли он?
«Почему она о нем спрашивает?» - удивился Николай.
- Ничего, здоров, учится. Вы разве знаете Васю?
- Раз видела и случайно много слышала о нем. Говорят, оригинальный, славный юноша. Приведите-ка его ко мне.
- Что за фантазия? - рассмеялся Николай.
- Что вас удивляет? Или он не пойдет?
- Он дикарь. Попробую.
- Смотрите же, приведите. Быть может, он не будет судить по наружности, как все. Да и вы не забывайте меня, Николай Иванович.
Она сказала свой адрес и прибавила:
- По утрам я всегда дома. Придете?
- Непременно.
- Смотрите же… Я вас жду на днях же. И брата приводите как-нибудь… Да… я и забыла вас спросить: правда, что свадьба вашей знакомой деревенской барышни расстроилась?
- Да!.. Она отказала Лаврентьеву. Вы слышали о нем?
- Как же, и как-то видела в деревне… Что за причина?.. Говорят, это случилось так неожиданно.
- Не пара она Лаврентьеву.
- Она, говорят, здесь теперь… учится?
- Да.
- А вы часто видитесь?
- Мы с Леночкой большие приятели!.. - проговорил, краснея, Николай.
- Уж не вы ли, чего доброго, виновник этой истории? - серьезно заметила Нина.
- Я?.. Что вы!.. - ответил Николай, краснея еще больше.
- Она, говорят, отличная девушка, эта ваша Леночка!.. И хорошенькая… В ней что-то свежее, непочатое есть…
- Откуда вы все это знаете?
- Слухом земля полнится… Ну, смотрите же, на днях я жду вас, тогда поговорим свободнее… И то мама уж на меня смотрит, что я забыла гостей. Надеюсь, мы будем настоящими приятелями?.. Вы меня, быть может, и с Леночкой познакомите, если она удостоит… Уговорите ее…
Нина присела к гостям и принялась весело болтать, рассказывая об опере, об исполнении, о знакомых, которых она встретила в театре, о туалетах и пр. Около нее тотчас же образовался кружок мужчин. Присухин то и дело заговаривал с ней, но она ему отвечала с нескрываемой сухостью и презрением.
Николай не дождался ужина и, несмотря на просьбы Надежды Петровны, уехал, получив приглашение не забывать по четвергам.
Разговор Нины Сергеевны сильно заинтересовал Вязникова.
«С чего это она вздумала познакомиться с Леночкой и братом?»
III
Было около двух часов ночи, когда Николай вышел на подъезд, сопровождаемый швейцаром, получившим подачку. У подъезда стояли три-четыре кареты с дремавшими на козлах кучерами и несколько извозчичьих саней, около которых сбились в кучу извозчики, собравшиеся на огонек за выручкой. Погода была мерзкая. Сильный мороз захватывал дух; резкий ледяной ветер неистово крутил в воздухе снег, падавший сухими, мелкими крупинками, и прохватывал со всех сторон, заставляя «ночников» усердно оттирать щеки.
Только что стукнули двери подъезда, как толпа извозчиков со всех ног шарахнулась на панель. Обмотанные башлыками головы, завязанные платками щеки, обледенелые бороды, залепленные снегом лица окружили Николая, предлагая «прокатить его сиятельство на доброй». Чей-то веселый голос произнес: «Авек муа, мусью!», что вызвало общий взрыв хохота. «Мне по пути!», «Я два часа дожидаю!» - раздавались вперебой голоса.
Николай на мгновение был в нерешимости, - куда ехать? Он рассчитывал поужинать у Палкина, но погода испугала его. Он пробрался через толпу, сел в ближайшие сани и, не торгуясь, велел ехать в Кирочную, домой.
- Только, пожалуйста, поскорей, - добавил он, подымая воротник мехового пальто.
- Будьте покойны. Мигом доставлю! - проговорил около него старческий голос, и зимник торопливо стал застегивать жиденькую полость, в то время как другие извозчики, толпясь около саней, весело изощряли свое остроумие и над санями, и над лошадью, и над самим возницей, нашедшим тороватого, по-видимому, седока.
- Кого выбрали, господин! Самого что ни на есть желтоглазого!
- У него не лошадь, а крыса!
- На углу издохнет!
- Сани-то, сани! Гляди, старина, развалятся сейчас!
- Эх, не срамитесь, ваше сиятельство! Я бы вас лихо прокатил!
Старикашка, над которым издевались извозчики, ни единым словом не отвечал на насмешки, точно не над ним смеялись. Он торопливо уселся на облучок и стегнул кнутом свою маленькую лошаденку. Перевязанные веревками санки, дребезжа и громыхая, заскрипели по пустынной улице.
Извозчик то и дело подхлестывал кнутом, чмокал губами, дергал обледенелые веревочные вожжи, поощрял лошаденку ласковыми словами, привставал с места, но, несмотря ни на что, лошадь плелась мелкой рысцой.
- Оставь, все равно! - проговорил Николай, высовывая лицо из воротника.
- Деревенская! - как бы в оправдание проговорил старик, оборачиваясь. - Тоже кормиться надо!
Николай снова уткнул лицо в воротник, поглядывая одним глазом из-за пушистого меха на вздрагивавшую спину, заметенную снегом… Он погрузился в размышления о проведенном вечере и решил, что ездить на журфиксы к Смирновой не стоит: скука там отчаянная и ничего интересного нет. Если бы не Нина Сергеевна, он, разумеется, не остался бы так долго.
Николай перебирал все лица, припоминал разговоры и отнесся ко всему не только с насмешкой, но даже с некоторым озлоблением. Особенно досталось Алексею Алексеевичу Присухину. Его беседы он находил банальными, манеру держать себя неприличной, самодовольный апломб его, сквозивший под напускной скромностью, отвратительным.
«А все им восхищаются! Все ему верят! Он был десертом журфикса. Каждое его слово ловят, как манну небесную! Остроты его разносятся по городу! Как же! Известный адвокат и публицист. Авторитетное имя!»
«Хорош тоже и этот нескромный литератор, с подозрительным пафосом толковавший о своих статьях. А сплетник журфикса, эта завистливая, мелкая душонка? А молодой ученый, поясняющий Шекспира глупым барышням, изнывающим от желания выйти замуж? Недурна, в своем роде, и эта хорошенькая барынька, щебетавшая с апломбом о базаре и о пяти беспризорных малютках. А сама Смирнова, эта ловкая баба, чего стоит? И ведь воображает, что ее гостиная - святилище в некотором роде; попасть в нее - особенная честь!»
Николай, как видно, был в озлобленном настроении и, по обыкновению, впадал в преувеличения. Все казалось ему у Смирновых смешным; ему не нравился тон гостиной; ни в ком не заметил он задушевности убеждения, огонька… Хотя разговоры и отличались либерализмом, хотя все и казались недовольными гражданами, но в этом недовольстве его чуткое ухо слышало фразу, а подчас и фальшивую ноту…
«А ведь как распинались!» - подумал Николай с каким-то ожесточением.
Он вдруг вспомнил, как за чайным столом его подмывало придраться к Алексею Алексеевичу и оборвать эту «либеральную шельму», готовую за изрядный куш подать иск на самого господа бога (Николай доподлинно знал подноготную г.Присухина). Кровь прилила к сердцу, весь он вскипел от негодования - и между тем не осмелился заговорить. И не осмелился не потому, что боялся вступить с Присухиным в спор (о нет, он многое мог бы сказать, и хорошо сказать!), а из другого малодушного побуждения. Он уверен был, что Присухин и, пожалуй, все, наверное даже все, отнесутся к его словам с снисходительным пренебрежением. Он боялся сделаться смешным в глазах этой публики!.. В самом деле, как можно не соглашаться с Алексеем Алексеевичем? И кто это осмеливается? - Какой-то Вязников! - Кто такой этот Вязников? - Неизвестный молодой человек, помощник присяжного поверенного.
«И ведь струсил, опять струсил!» - повторял со злостью Николай, чувствуя, что он и в самом деле струсил, испугавшись (и еще как!) мнения тех самых «либералов», к которым вот теперь наедине относился с высокомерным пренебрежением. «Я, мол, не то, что вы!»
Сознание подловатого чувства еще более озлобило Николая, и он с какой-то настойчивостью останавливался на этих мыслях. Он и уехал-то раньше, ужинать не остался, хотя он и очень не прочь был хорошо поесть («А эти либералы едят отлично!»), по той же причине. И наш молодой человек даже выругался вслух, так что извозчик, принявший брань на свой счет, снова стал стегать лошаденку.
Надо, однако, упомянуть, что недовольство Вязникова журфиксом Смирновой, вызванное вполне искренним негодованием молодого чуткого чувства, усиливалось, кроме того, еще несколько уязвленным самолюбием молодого человека (хотя он и не признался бы в этом), на которого у Смирновых не обратили почти никакого внимания. Снисходительное: «Как же, помню!», которым при встрече приветствовал Присухин Вязникова, пожалуй, было не последним аргументом и при оценке «либеральной шельмы», сделанной под свежим впечатлением.
А Николай с ранних лет обращал на себя внимание, привык слушать похвалы и не лишен был слабости считать их вполне заслуженной данью. Избалованный с детства таким отношением, он убежден был в своей талантливости (о ней так часто ему говорили!) и в тайнике души считал себя существом, несколько отличным от других, существом, о котором рано или поздно заговорят. Совершая подвиги еще в детских мечтах, он наслаждался удивлением, возбужденным его доблестными поступками; его занимали в мечтах не столько самые подвиги, сколько очарование героем, совершившим их. Еще ребенком он, бывало, подолгу разгуливал по саду, возбужденный, с блестящими глазами, счастливый, окруженный ореолом славы, сочиненной детской фантазией. Он редко представлял себе препятствия, а если и представлял, то преодолевал их с необычайной легкостью, и маленький герой в конце концов всегда торжествовал, оказывая великодушие врагам и широкой рукой рассыпая вокруг благодеяния… Эта склонность к праздным мечтам, в которых главную роль играл всегда герой, доставляла ребенку наслаждение, отучая его в то же время от упорного труда в занятиях, тем более что блестящие его способности легко преодолевали то, что другим давалось с трудом. Николай, как читатель знает, был общим любимцем в Витине. Отец радовался, глядя на своего любимца, и не замечал, как в мальчике развивались самомнение и наклонность к блеску. Позже, в гимназии, Николай выдавался среди товарищей, а студентом играл даже некоторую роль в одном кружке. Его слушали, им восхищались, его любили за добрый, приветливый нрав, за искренность юности и необыкновенную привлекательность в обхождении; приятели предрекали ему блестящую будущность, а профессора заметили блестящие его способности и упрекали юношу за лень и недостаток усидчивости. Даровитый, талантливый юноша, занимался превосходно; ему все как-то давалось легко, он быстро усвоивал чужие мысли, много читал, но никогда не работал упорно, слишком надеясь на свои способности. Он кое-что знал, хотя знал поверхностно, но при необыкновенной памяти он умел отлично пользоваться своими знаниями. Его выручала способность быстро схватывать сущность вопроса, не обращая внимания на подробности, и некоторая диалектика. Немудрено, что в кружке он был маленьким божком.
За год перед окончанием курса Николай чуть было не угодил в Вологодскую губернию за одну из тех так называемых «историй», которые губят столько молодых сил. Вся «история» заключалась в том, что у Николая нашли несколько брошюр и книг преступного содержания, и нашего юношу арестовали в числе десятка молодых людей, соприкосновенных к этой истории. Быть бы бычку на веревочке, но и тут нашего баловня выручила его необыкновенная привлекательность, которая, помимо его желания, обворожила даже начальство.
Обходительный джентльмен, занявшийся с молодым студентом с истинно отеческой мягкостью и несколько раз повторивший в виде поощрения, что и сам он в молодости увлекался, предложил Николаю побеседовать по душе, как с старшим другом, и объяснить, от кого он получил книги и брошюры. Однако Николай обнаружил столько скептицизма, что дружбы, столь откровенно предложенной ему, не принял и ни единым словом не обмолвился.
При всем том, несмотря на такое упорство, юноша все-таки произвел на «старшего друга» такое благоприятное впечатление и своей симпатичной наружностью, и манерами, и костюмом, что когда ректор университета приехал хлопотать за Николая, то счастливый юноша был избавлен от необходимости предпринять отдаленное путешествие и мог окончить курс.
Он отлично выдержал экзамен и оставил университет, полный веры и надежд, мечтая о будущих успехах.
Первый успех не заставил себя долго ждать. Месяца за два до экзаменов он окончил большую статью публицистического характера, полную горячего чувства, юношеского задора и написанную весьма недурно. Приятеля находили, что статья превосходная. Николай отправил ее в редакцию журнала, который он особенно уважал, и с трепетом ожидал приговора. Прошел мучительный месяц, и он отправился в редакцию.
Когда он вошел в приемную комнату и увидал в ней несколько человек, весело беседовавших между собою, то немного смутился. «Неужели так-таки при всех и объявят, что статья не годится?» - пронеслось у него в голове. Он вопросительно поглядывал на разговаривающих, но никто не обратил на него внимания. Так прошло несколько томительных минут. Наконец из соседней комнаты вышел пожилой господин в очках и, заметив Николая, направился к нему. Это был один из редакторов журнала, известный писатель Платонов, которого Николай тотчас же узнал по портрету.
- Что вам угодно? - произнес Платонов сухим, деловым тоном, взглядывая на молодого человека из-под очков своим умным, проницательным взглядом.
- В редакцию доставлена статья Вязникова… - тихо проговорил Николай.
- Вы - автор? - проговорил Платонов уже более любезным тоном.
- Я.
- Очень приятно познакомиться! - продолжал редактор, протягивая руку. - Присядьте, пожалуйста. Статья ваша принята и уже набирается. Она пойдет в этой же книжке. Очень недурная статья и хорошо написана… с огоньком. Вы прежде писали?
- Нет. Это мой первый труд! - проговорил Николай, вспыхивая.
Платонов проговорил с молодым человеком несколько минут относительно статьи, заметил, что статья выиграла бы еще более, если бы фактов было побольше, и сказал, что редакция будет рада его сотрудничеству, если молодой человек будет давать такие статьи, как первая.
- Если хотите прочесть корректуру - вам пришлют… вы оставьте свой адрес в конторе…
Николай ушел из редакции, очарованный Платоновым и счастливый своим первым успехом.
О, с каким восторгом молодой автор увидал в первый раз имя свое в печати и перечитывал свое произведение! В печати оно казалось ему несравненно лучше, чем в рукописи. Он так часто его перечитывал, что выучил наизусть, и рассказывал товарищам о том, как обласкал его Платонов и какое он производит хорошее впечатление.
Прошла неделя - и для нашего молодого человека наступили новые мучения. Он ждал, обратят ли внимание на его статью, скажут ли о ней в газетах и что именно скажут. С замиранием сердца заглядывал он в газеты и, наконец, увидал свое имя и рядом с ним эпитет «талантливый». Он с жадностью перечитывал рецензию. Статья обратила на себя внимание. Молодого автора похвалили в нескольких газетах.
Этот первый успех вскружил голову нашему автору. Вернувшись из деревни в Петербург, он рассчитывал, что перед ним открывается дорога, что ему остается только пожинать лавры. Он записался помощником к известному адвокату Пряжнецову, рассчитывая заниматься только уголовными делами и в то же время не оставлять литературной деятельности, начатой так успешно.
Но прошло пять месяцев, а наш молодой человек еще ничем не заявил себя. Вместо свежих лавров действительность принесла ему заботы о куске хлеба. Он не произнес еще ни одной речи, так как не имел ни одного клиента; никто к нему не обращался. Надо было выжидать случая, а пока произносить блестящие речи у себя в комнате. Вторая статья его, написанная в деревне, хотя и была напечатана, но Платонов заметил, что эта статья вышла неудачнее первой и написана слишком торопливо, причем дружески намекнул, что надо побольше работать. Об этой статье нигде не сказали ни слова, прошли равнодушным молчанием. А Николай так надеялся на эту статью!.. Николай было сделался сотрудником одной большой газеты, написал несколько бойких передовых статей, но через месяц вышел из редакции, не сойдясь во взглядах с редактором… Деньги, полученные от отца и за статью, давно были израсходованы самым легкомысленным образом. Вместо успехов приходилось думать о завтрашнем дне, заботиться о грошах, хлопотать о работе. Проза жизни со всеми ее будничными мелочами действовала подавляющим образом на Николая. Он сделался раздражителен, придирчив. Первые неудачи уязвляли его самолюбивую натуру. Его грыз червяк, хотя он и тщательно скрывал это. Известность была еще в тумане. Никто его не знал. Одна только Леночка смело верила в его звезду и поддерживала Николая, когда он по временам хандрил. Впечатлительный, он скоро переходил от уныния к надежде, принимался работать запоем и снова мечтал об успехах и известности.
IV
- Сюда, ко второму подъезду! Стой! - крикнул Николай, предвкушая удовольствие теплой комнаты.
Сани остановились у громадного дома в конце Кирочной. Николай рассчитался с извозчиком и торопливо дернул звонок у подъезда.
- Господ много еще там, барин? - осведомился старик извозчик, потопывая ногами.
- Много еще.
Извозчик, поблагодарив барина, сел в сани и хлестнул свою клячу.
Николай поднялся в третий этаж. Прошло добрых пять минут, пока Николай услыхал за дверями шлепанье туфель, ворчание и наконец недовольный голос:
- Кто тут?
- Это я, Степанида… я… Отворяйте скорей.
Заспанная, растрепанная кухарка, позевывая и ворча, пропустила Николая в прихожую.
- Никого не было? - осведомился Николай.
- Братец ваш были. Да письмо еще есть. На столе у вас… Когда будить-то?
- Пораньше… часов в десять.
- Так и встали! - усмехнулась Степанида, отдавая Николаю свечу? - Поди теперь третий час?
- Третий! Смотрите же, непременно разбудите. Мне заниматься надо!
- За мной дело не станет! Вы только вставайте!
Вязников вошел к себе в комнату и зажег свечи. Это была обширная и очень хорошо обставленная комната, служившая кабинетом и приемной; другая, маленькая комната рядом, была спальней. Эти две комнаты Николай нанимал от квартирных хозяев и на меблировку и отделку их затратил большую часть денег, полученных от отца. «Надо же жить по-человечески!» - говорил он Васе, когда Вася спрашивал: «К чему такие хоромы?» Кроме того, его привлекало жить в тишине. Жизнь в меблированных комнатах ему опротивела еще во времена студенчества, а здесь он был единственным жильцом, да и хозяева оказались тихими людьми.
Мягкая, красивая мебель, обитая полосатым репсом и доставшаяся, как уверял приказчик мебельной лавки в Александровском рынке, «по необыкновенному случаю», красивый библиотечный шкаф и полки с книгами, несколько бюстов по углам, недурные литографии равных знаменитостей по стенам, большой письменный стол с изящными письменными принадлежностями, - таково было убранство комнаты Николая, имевшей внушительный вид кабинета литератора или ученого.
Николай нашел на бумагах письмо, быстро разорвал его и стал читать. Вот что прочел он на маленьком листке почтовой бумаги:
«Я жду тебя, друг мой, целую неделю… Я писала тебе… Я была у тебя… Что с тобой? Отчего ты не был или хоть не написал двух слов?.. Меня беспокоит твое молчание… Что это значит? Или все кончено?.. Но разве ты не сказал бы мне прямо? Разве ты, милый мой, не уважаешь меня настолько, что не решаешься сказать?!. Ведь ты знаешь, мы обещали друг другу говорить правду… Я все выслушаю и, конечно, не мне упрекать тебя… Прости… Я так расстроена… нет… не расстроена… не то… просто измучилась, не зная, чем объяснить твое молчание… Приходи же, ради бога… Приходи, ненаглядный мой… Приходи…»
Эти несколько строчек кольнули Николая. В самом деле, он не отвечал на два ее письма, все собирался к ней и не был целую неделю. В отрывочном, нервном тоне записки, в неровном, торопливом почерке он прочел большую тревогу любящего существа и почувствовал себя глубоко виноватым перед Леночкой.
- Или все кончено?! - прошептал он несколько раз слова записки.
Ему вдруг стало невыразимо жаль Леночку. Но что ж такое случилось? С чего она взяла, что все кончено?! Он ее любит, эту славную, милую Леночку… Он в последнее время реже бывал, это правда… Он иногда был раздражителен, несправедлив к ней, даже резок… но мало ли что бывает между близкими людьми?! О, она ему дорога… Она так доверчиво вверилась ему!.. Разве она не будет его женой, только бы ему устроиться?!
Так оправдывался он, но что-то шептало внутри, что он, во всяком случае, поступает с ней нехорошо, совсем нехорошо, я вовсе не потому, что не был у нее неделю, совсем не потому…
Он никогда прежде не анализировал своих отношений к Леночке. Он как-то отдался волне страсти, охватившей его, и не думал, куда волна унесет его.
Со стороны Николая было увлечение (он прежде увлекался часто), но со стороны Леночки было такое сильное, глубокое чувство, которое не могло не отразиться на Николае. Оно его тронуло и умилило. Он с какой-то боязливой осторожностью сдерживал порывы страсти, но порывистая натура Николая разве могла сдержать себя? Все случилось как-то внезапно… Петербургская жизнь их сближала более и более; Николай каждый день почти бывал у Леночки, реже говорил об идеалах. Но зато чаще вздрагивал, обнимая девушку и нашептывая ей страстные речи.
Леночка отдалась Николаю беззаветно, не думая о будущем, не требуя уверений.
Николай давно говорил о свадьбе. Они повенчаются, как только он устроится. Леночка слушала, счастливая, доверчивая, и просила его не беспокоиться об этом.
- Разве не все равно? Разве мы менее счастливы? - спрашивала она, заглядывая в глаза Николая.
Они переживали медовый месяц любви, тщательно скрывая от других свое счастье. «К чему другим знать? Все равно узнают, когда мы женимся!» - говорил Николай.
- Конечно… к чему другим знать! - повторяла Леночка, но в то же время чувствовала по временам фальшивость своего положений. Ей казалось странным скрывать их отношения. Да если б Николай позволил, она всем сказала бы с гордостью, что любит, любит своего ненаглядного!
Медовый месяц прошел. Прошел у Николая и бурный порыв молодой, вдруг налетевшей страсти. Он стал раздражителен, неровен, капризен. Убежденный в безграничной преданности Леночки, он подчас придирался к ней, срывая на любящем существе свои неудачи. Он, правда, нередко горячими словами любви старался загладить несправедливость, но скоро забывал о ней и снова становился небрежен… Леночка безропотно сносила все, объясняя и извиняя вспышки Николая понятным раздражением неоцененного таланта… В последнее время он стал реже бывать, сделался особенно придирчив и наконец как будто совсем забыл Леночку…
Все это припомнилось теперь Николаю.

«А все им восхищаются! Все ему верят! Он был десертом журфикса. Каждое его слово ловят, как манну небесную! Остроты его разносятся по городу! Как же! Известный адвокат и публицист. Авторитетное имя!»
«Хорош тоже и этот нескромный литератор, с подозрительным пафосом толковавший о своих статьях. А сплетник журфикса, эта завистливая, мелкая душонка? А молодой ученый, поясняющий Шекспира глупым барышням, изнывающим от желания выйти замуж? Недурна, в своем роде, и эта хорошенькая барынька, щебетавшая с апломбом о базаре и о пяти беспризорных малютках. А сама Смирнова, эта ловкая баба, чего стоит? И ведь воображает, что ее гостиная – святилище в некотором роде; попасть в нее – особенная честь!»
Николай, как видно, был в озлобленном настроении и, по обыкновению, впадал в преувеличения. Все казалось ему у Смирновых смешным; ему не нравился тон гостиной; ни в ком не заметил он задушевности убеждения, огонька… Хотя разговоры и отличались либерализмом, хотя все и казались недовольными гражданами, но в этом недовольстве его чуткое ухо слышало фразу, а подчас и фальшивую ноту…
«А ведь как распинались!» – подумал Николай с каким-то ожесточением.
Он вдруг вспомнил, как за чайным столом его подмывало придраться к Алексею Алексеевичу и оборвать эту «либеральную шельму», готовую за изрядный куш подать иск на самого господа бога (Николай доподлинно знал подноготную г.Присухина). Кровь прилила к сердцу, весь он вскипел от негодования – и между тем не осмелился заговорить. И не осмелился не потому, что боялся вступить с Присухиным в спор (о нет, он многое мог бы сказать, и хорошо сказать!), а из другого малодушного побуждения. Он уверен был, что Присухин и, пожалуй, все, наверное даже все, отнесутся к его словам с снисходительным пренебрежением. Он боялся сделаться смешным в глазах этой публики!.. В самом деле, как можно не соглашаться с Алексеем Алексеевичем? И кто это осмеливается? – Какой-то Вязников! – Кто такой этот Вязников? – Неизвестный молодой человек, помощник присяжного поверенного.
«И ведь струсил, опять струсил!» – повторял со злостью Николай, чувствуя, что он и в самом деле струсил, испугавшись (и еще как!) мнения тех самых «либералов», к которым вот теперь наедине относился с высокомерным пренебрежением. «Я, мол, не то, что вы!»
Сознание подловатого чувства еще более озлобило Николая, и он с какой-то настойчивостью останавливался на этих мыслях. Он и уехал-то раньше, ужинать не остался, хотя он и очень не прочь был хорошо поесть («А эти либералы едят отлично!»), по той же причине. И наш молодой человек даже выругался вслух, так что извозчик, принявший брань на свой счет, снова стал стегать лошаденку.
Надо, однако, упомянуть, что недовольство Вязникова журфиксом Смирновой, вызванное вполне искренним негодованием молодого чуткого чувства, усиливалось, кроме того, еще несколько уязвленным самолюбием молодого человека (хотя он и не признался бы в этом), на которого у Смирновых не обратили почти никакого внимания.

Снисходительное: «Как же, помню!», которым при встрече приветствовал Присухин Вязникова, пожалуй, было не последним аргументом и при оценке «либеральной шельмы», сделанной под свежим впечатлением.
А Николай с ранних лет обращал на себя внимание, привык слушать похвалы и не лишен был слабости считать их вполне заслуженной данью. Избалованный с детства таким отношением, он убежден был в своей талантливости (о ней так часто ему говорили!) и в тайнике души считал себя существом, несколько отличным от других, существом, о котором рано или поздно заговорят. Совершая подвиги еще в детских мечтах, он наслаждался удивлением, возбужденным его доблестными поступками; его занимали в мечтах не столько самые подвиги, сколько очарование героем, совершившим их. Еще ребенком он, бывало, подолгу разгуливал по саду, возбужденный, с блестящими глазами, счастливый, окруженный ореолом славы, сочиненной детской фантазией. Он редко представлял себе препятствия, а если и представлял, то преодолевал их с необычайной легкостью, и маленький герой в конце концов всегда торжествовал, оказывая великодушие врагам и широкой рукой рассыпая вокруг благодеяния… Эта склонность к праздным мечтам, в которых главную роль играл всегда герой, доставляла ребенку наслаждение, отучая его в то же время от упорного труда в занятиях, тем более что блестящие его способности легко преодолевали то, что другим давалось с трудом. Николай, как читатель знает, был общим любимцем в Витине. Отец радовался, глядя на своего любимца, и не замечал, как в мальчике развивались самомнение и наклонность к блеску. Позже, в гимназии, Николай выдавался среди товарищей, а студентом играл даже некоторую роль в одном кружке. Его слушали, им восхищались, его любили за добрый, приветливый нрав, за искренность юности и необыкновенную привлекательность в обхождении; приятели предрекали ему блестящую будущность, а профессора заметили блестящие его способности и упрекали юношу за лень и недостаток усидчивости. Даровитый, талантливый юноша, занимался превосходно; ему все как-то давалось легко, он быстро усвоивал чужие мысли, много читал, но никогда не работал упорно, слишком надеясь на свои способности. Он кое-что знал, хотя знал поверхностно, но при необыкновенной памяти он умел отлично пользоваться своими знаниями. Его выручала способность быстро схватывать сущность вопроса, не обращая внимания на подробности, и некоторая диалектика. Немудрено, что в кружке он был маленьким божком.
За год перед окончанием курса Николай чуть было не угодил в Вологодскую губернию за одну из тех так называемых «историй», которые губят столько молодых сил. Вся «история» заключалась в том, что у Николая нашли несколько брошюр и книг преступного содержания, и нашего юношу арестовали в числе десятка молодых людей, соприкосновенных к этой истории. Быть бы бычку на веревочке, но и тут нашего баловня выручила его необыкновенная привлекательность, которая, помимо его желания, обворожила даже начальство.
Обходительный джентльмен, занявшийся с молодым студентом с истинно отеческой мягкостью и несколько раз повторивший в виде поощрения, что и сам он в молодости увлекался, предложил Николаю побеседовать по душе, как с старшим другом, и объяснить, от кого он получил книги и брошюры. Однако Николай обнаружил столько скептицизма, что дружбы, столь откровенно предложенной ему, не принял и ни единым словом не обмолвился.
При всем том, несмотря на такое упорство, юноша все-таки произвел на «старшего друга» такое благоприятное впечатление и своей симпатичной наружностью, и манерами, и костюмом, что когда ректор университета приехал хлопотать за Николая, то счастливый юноша был избавлен от необходимости предпринять отдаленное путешествие и мог окончить курс.
Он отлично выдержал экзамен и оставил университет, полный веры и надежд, мечтая о будущих успехах.
Первый успех не заставил себя долго ждать. Месяца за два до экзаменов он окончил большую статью публицистического характера, полную горячего чувства, юношеского задора и написанную весьма недурно. Приятеля находили, что статья превосходная. Николай отправил ее в редакцию журнала, который он особенно уважал, и с трепетом ожидал приговора. Прошел мучительный месяц, и он отправился в редакцию.
Когда он вошел в приемную комнату и увидал в ней несколько человек, весело беседовавших между собою, то немного смутился. «Неужели так-таки при всех и объявят, что статья не годится?» – пронеслось у него в голове. Он вопросительно поглядывал на разговаривающих, но никто не обратил на него внимания. Так прошло несколько томительных минут. Наконец из соседней комнаты вышел пожилой господин в очках и, заметив Николая, направился к нему. Это был один из редакторов журнала, известный писатель Платонов, которого Николай тотчас же узнал по портрету.
– Что вам угодно? – произнес Платонов сухим, деловым тоном, взглядывая на молодого человека из-под очков своим умным, проницательным взглядом.
– В редакцию доставлена статья Вязникова… – тихо проговорил Николай.
– Вы – автор? – проговорил Платонов уже более любезным тоном.
– Я.
– Очень приятно познакомиться! – продолжал редактор, протягивая руку. – Присядьте, пожалуйста. Статья ваша принята и уже набирается. Она пойдет в этой же книжке. Очень недурная статья и хорошо написана… с огоньком. Вы прежде писали?
– Нет. Это мой первый труд! – проговорил Николай, вспыхивая.
Платонов проговорил с молодым человеком несколько минут относительно статьи, заметил, что статья выиграла бы еще более, если бы фактов было побольше, и сказал, что редакция будет рада его сотрудничеству, если молодой человек будет давать такие статьи, как первая.
– Если хотите прочесть корректуру – вам пришлют… вы оставьте свой адрес в конторе…
Николай ушел из редакции, очарованный Платоновым и счастливый своим первым успехом.
О, с каким восторгом молодой автор увидал в первый раз имя свое в печати и перечитывал свое произведение! В печати оно казалось ему несравненно лучше, чем в рукописи. Он так часто его перечитывал, что выучил наизусть, и рассказывал товарищам о том, как обласкал его Платонов и какое он производит хорошее впечатление.
Прошла неделя – и для нашего молодого человека наступили новые мучения. Он ждал, обратят ли внимание на его статью, скажут ли о ней в газетах и что именно скажут. С замиранием сердца заглядывал он в газеты и, наконец, увидал свое имя и рядом с ним эпитет «талантливый». Он с жадностью перечитывал рецензию. Статья обратила на себя внимание. Молодого автора похвалили в нескольких газетах.
Этот первый успех вскружил голову нашему автору. Вернувшись из деревни в Петербург, он рассчитывал, что перед ним открывается дорога, что ему остается только пожинать лавры. Он записался помощником к известному адвокату Пряжнецову, рассчитывая заниматься только уголовными делами и в то же время не оставлять литературной деятельности, начатой так успешно.
Но прошло пять месяцев, а наш молодой человек еще ничем не заявил себя. Вместо свежих лавров действительность принесла ему заботы о куске хлеба. Он не произнес еще ни одной речи, так как не имел ни одного клиента; никто к нему не обращался. Надо было выжидать случая, а пока произносить блестящие речи у себя в комнате. Вторая статья его, написанная в деревне, хотя и была напечатана, но Платонов заметил, что эта статья вышла неудачнее первой и написана слишком торопливо, причем дружески намекнул, что надо побольше работать. Об этой статье нигде не сказали ни слова, прошли равнодушным молчанием. А Николай так надеялся на эту статью!.. Николай было сделался сотрудником одной большой газеты, написал несколько бойких передовых статей, но через месяц вышел из редакции, не сойдясь во взглядах с редактором… Деньги, полученные от отца и за статью, давно были израсходованы самым легкомысленным образом. Вместо успехов приходилось думать о завтрашнем дне, заботиться о грошах, хлопотать о работе. Проза жизни со всеми ее будничными мелочами действовала подавляющим образом на Николая. Он сделался раздражителен, придирчив. Первые неудачи уязвляли его самолюбивую натуру. Его грыз червяк, хотя он и тщательно скрывал это. Известность была еще в тумане. Никто его не знал. Одна только Леночка смело верила в его звезду и поддерживала Николая, когда он по временам хандрил. Впечатлительный, он скоро переходил от уныния к надежде, принимался работать запоем и снова мечтал об успехах и известности.

– Сюда, ко второму подъезду! Стой! – крикнул Николай, предвкушая удовольствие теплой комнаты.
Сани остановились у громадного дома в конце Кирочной. Николай рассчитался с извозчиком и торопливо дернул звонок у подъезда.
– Господ много еще там, барин? – осведомился старик извозчик, потопывая ногами.
– Много еще.
Извозчик, поблагодарив барина, сел в сани и хлестнул свою клячу.
Николай поднялся в третий этаж. Прошло добрых пять минут, пока Николай услыхал за дверями шлепанье туфель, ворчание и наконец недовольный голос:
– Кто тут?
– Это я, Степанида… я… Отворяйте скорей.
Заспанная, растрепанная кухарка, позевывая и ворча, пропустила Николая в прихожую.
– Никого не было? – осведомился Николай.
– Братец ваш были. Да письмо еще есть. На столе у вас… Когда будить-то?
– Пораньше… часов в десять.
– Так и встали! – усмехнулась Степанида, отдавая Николаю свечу? – Поди теперь третий час?
– Третий! Смотрите же, непременно разбудите. Мне заниматься надо!
– За мной дело не станет! Вы только вставайте!
Вязников вошел к себе в комнату и зажег свечи. Это была обширная и очень хорошо обставленная комната, служившая кабинетом и приемной; другая, маленькая комната рядом, была спальней. Эти две комнаты Николай нанимал от квартирных хозяев и на меблировку и отделку их затратил большую часть денег, полученных от отца. «Надо же жить по-человечески!» – говорил он Васе, когда Вася спрашивал: «К чему такие хоромы?» Кроме того, его привлекало жить в тишине. Жизнь в меблированных комнатах ему опротивела еще во времена студенчества, а здесь он был единственным жильцом, да и хозяева оказались тихими людьми.
Мягкая, красивая мебель, обитая полосатым репсом и доставшаяся, как уверял приказчик мебельной лавки в Александровском рынке, «по необыкновенному случаю», красивый библиотечный шкаф и полки с книгами, несколько бюстов по углам, недурные литографии равных знаменитостей по стенам, большой письменный стол с изящными письменными принадлежностями, – таково было убранство комнаты Николая, имевшей внушительный вид кабинета литератора или ученого.
Николай нашел на бумагах письмо, быстро разорвал его и стал читать. Вот что прочел он на маленьком листке почтовой бумаги:
«Я жду тебя, друг мой, целую неделю… Я писала тебе… Я была у тебя… Что с тобой? Отчего ты не был или хоть не написал двух слов?.. Меня беспокоит твое молчание… Что это значит? Или все кончено?.. Но разве ты не сказал бы мне прямо? Разве ты, милый мой, не уважаешь меня настолько, что не решаешься сказать?!. Ведь ты знаешь, мы обещали друг другу говорить правду… Я все выслушаю и, конечно, не мне упрекать тебя… Прости… Я так расстроена… нет… не расстроена… не то… просто измучилась, не зная, чем объяснить твое молчание… Приходи же, ради бога… Приходи, ненаглядный мой… Приходи…»
Эти несколько строчек кольнули Николая. В самом деле, он не отвечал на два ее письма, все собирался к ней и не был целую неделю. В отрывочном, нервном тоне записки, в неровном, торопливом почерке он прочел большую тревогу любящего существа и почувствовал себя глубоко виноватым перед Леночкой.
– Или все кончено?! – прошептал он несколько раз слова записки.
Ему вдруг стало невыразимо жаль Леночку. Но что ж такое случилось? С чего она взяла, что все кончено?! Он ее любит, эту славную, милую Леночку… Он в последнее время реже бывал, это правда… Он иногда был раздражителен, несправедлив к ней, даже резок… но мало ли что бывает между близкими людьми?! О, она ему дорога… Она так доверчиво вверилась ему!.. Разве она не будет его женой, только бы ему устроиться?!
Так оправдывался он, но что-то шептало внутри, что он, во всяком случае, поступает с ней нехорошо, совсем нехорошо, я вовсе не потому, что не был у нее неделю, совсем не потому…
Он никогда прежде не анализировал своих отношений к Леночке. Он как-то отдался волне страсти, охватившей его, и не думал, куда волна унесет его.
Со стороны Николая было увлечение (он прежде увлекался часто), но со стороны Леночки было такое сильное, глубокое чувство, которое не могло не отразиться на Николае. Оно его тронуло и умилило. Он с какой-то боязливой осторожностью сдерживал порывы страсти, но порывистая натура Николая разве могла сдержать себя? Все случилось как-то внезапно… Петербургская жизнь их сближала более и более; Николай каждый день почти бывал у Леночки, реже говорил об идеалах. Но зато чаще вздрагивал, обнимая девушку и нашептывая ей страстные речи.
Леночка отдалась Николаю беззаветно, не думая о будущем, не требуя уверений.
Николай давно говорил о свадьбе. Они повенчаются, как только он устроится. Леночка слушала, счастливая, доверчивая, и просила его не беспокоиться об этом.
– Разве не все равно? Разве мы менее счастливы? – спрашивала она, заглядывая в глаза Николая.
Они переживали медовый месяц любви, тщательно скрывая от других свое счастье. «К чему другим знать? Все равно узнают, когда мы женимся!» – говорил Николай.
– Конечно… к чему другим знать! – повторяла Леночка, но в то же время чувствовала по временам фальшивость своего положений. Ей казалось странным скрывать их отношения. Да если б Николай позволил, она всем сказала бы с гордостью, что любит, любит своего ненаглядного!
Медовый месяц прошел. Прошел у Николая и бурный порыв молодой, вдруг налетевшей страсти. Он стал раздражителен, неровен, капризен. Убежденный в безграничной преданности Леночки, он подчас придирался к ней, срывая на любящем существе свои неудачи. Он, правда, нередко горячими словами любви старался загладить несправедливость, но скоро забывал о ней и снова становился небрежен… Леночка безропотно сносила все, объясняя и извиняя вспышки Николая понятным раздражением неоцененного таланта… В последнее время он стал реже бывать, сделался особенно придирчив и наконец как будто совсем забыл Леночку…
Все это припомнилось теперь Николаю. Он почувствовал себя глубоко виноватым, сознавая, что причинил большое страдание существу, обожавшему его. Он поступил как эгоист. Что сказали бы ею старики?..
– Это гнусно! – воскликнул он и заходил в волнении по комнате. – И к чему долее медлить со свадьбой! К чему ставить Лену в ложное положение?!.
Он решил не медлить и жениться как можно скорей. Завтра же он напишет своим, и чем скорее свадьба, тем лучше!..
– Славная, дорогая Леночка! Я сделаю тебя счастливой! – произнес он, увлеченный порывом, и в этот миг ему казалось, что он любит Леночку больше, чем когда-либо. Он стал мечтать на эту тему, и счастливая Леночка представлялась ему в лучезарном сиянии его будущей славы.
Николай присел к столу и написал Леночке длинное, горячее послание. Он высказал в нем все, что передумал в эти минуты после прочтения ее записки, он просил прощения, говорил о любви, о будущем счастии, превозносил Леночку до небес и писал, что завтра будет у нее.
Письмо успокоило нашего молодого человека, и он лег спать. Лежа в постели, он опять стал было мечтать, как они славно заживут с Леночкой, как он сделает ее счастливой, но вслед за тем совсем неожиданно в голове его мелькнула мысль, что было бы лучше, если б Леночка вышла за Лаврентьева и он не зашел бы так далеко… Не стеснит ли она его свободы? Будет ли она счастлива?.. Конечно, Леночка – превосходная женщина, он ее любит, но все же она не тот идеал, о котором он мечтал. Она слишком простая, обыкновенная, эта Леночка! Нет в ней захватывающего интереса, нет артистической жилки, нет обаяния исключительной, высшей натуры… Все в ней ясно и светло, как на дне прозрачного озера.
Он стал засыпать, когда перед ним вдруг явился блестящий образ Нины. Она была такая ослепительная, роскошная, красивая… Ее загадочный, манящий взгляд улыбался насмешливой улыбкой, и губы шептали: «И вы надеваете ярмо… Поздравляю! Не умеете вы пользоваться жизнью!»
– Чепуха! – проговорил сквозь сон Николай. – Леночка… я ее люблю… Она чудная, а эта Нина…
Он не докончил, повернулся на другой бок и заснул…

На следующий день, только что пробило десять часов, Степанида отворила двери спальни Николая и, остановившись на пороге, повторила несколько раз:
– Николай Иванович, вставайте! Одиннадцатый час! Вставайте! – громко произнесла она.
– Слышу, слышу! Что вы так кричите? – раздался голос Николая. – Встаю.
Старая кухарка, знавшая привычки барина, однако не ушла. Она постояла с минуту и, заглянув в спальню, промолвила:
– Уснул! Ишь соня! А сам просил, чтобы непременно… Полуночничает, вставать-то и неохота!
Она хотела было оставить Николая в покое, но, вспомнив, что Николай настойчиво просил разбудить, громко крикнула:
– Николай Иванович! Вставайте!
– Да что вы пристали? Дайте часок заснуть!
– Мне-то что! Спите себе с богом. Сами просили. Письмо вам…
– Так бы и сказали… Давайте-ка письмо да принесите газеты! – проговорил Николай, окончательно проснувшись.
Степанида подала письмо и газеты и спросила:
– Что в булочной-то брать?..
– Что-нибудь возьмите… Да кстати… возьмите у меня на столе письмо и отдайте посыльному, чтобы немедленно снес… Деньги в ящике… Знаете?
Николай прочел записку, и довольная улыбка появилась на его лице. Записка была от Платонова. Он просил молодого человека зайти к нему на квартиру около двенадцати часов – переговорить насчет статьи Николая и кстати позавтракать вместе.
«Верно, что-нибудь насчет цензурных смягчений! Платонов очень осторожен!» – подумал Николай, возлагавший большие надежды на статью, отданную им недели три тому назад в редакцию. По его мнению, эта статья особенно ему удалась. Он таки поработал над ней. Верно, она понравилась Платонову, и на нее непременно обратят внимание!
Веселый и довольный, он быстро оделся, прошел в кабинет и стал пробегать газеты, прихлебывая кофе… Через полчаса отворились двери, и на пороге появился Вася.
– Васюк! Здорово… Наконец-то! – обрадовался Николай, крепко пожимая холодную Васину руку. – Озяб? Напейся скорей кофе… Степанида, стакан дайте! – крикнул он в двери. – Ну, как поживаешь, Вася? Давно я тебя не видал…
– Я у тебя несколько раз был… все не заставал…
– По вечерам трудно меня застать, особенно в последнее время, – замотался как-то. Теперь опять примусь за работу… А ты как это не на лекциях сегодня? Ты такой аккуратный… Кстати: знаешь, кто с тобой хочет познакомиться?.. Угадай-ка!
– Да я почем знаю…
– Наверно, не угадаешь! – рассмеялся Николай. – Нина Сергеевна…
– Что ей от меня надо?.. Разве она приехала?
– Вчера ее видел, очень просила привести тебя. Пойдешь?
Вася подумал.
– Пожалуй, пойду. Отчего не пойти! – рассеянно отвечал Вася.
– Вот как! И не боишься?
– Чего ж бояться?
– Она такая красавица – эта Нина Сергеевна!
Вася покраснел до ушей и серьезно проговорил:
– Какое мне дело до этого?
– Ну, не сердись, Вася. Ты ведь известный женоненавистник. Я только пошутил. Я, признаться, думал, что ты не пойдешь. Она тебе не нравится.
– Да, не нравится, но я ее совсем не знаю. Бог ее знает; может, мне с первого разу так показалось.
Вася молча допил свой кофе и коротко отвечал на вопросы брата. Николаю показалось, что брат сегодня был какой-то странный и как будто смущенный. Он точно собирался что-то сказать, но не решался; то и дело взглядывал он на Николая и потирал руками колени, что служило, как знал Николай, признаком волнения Васи.
– Что с тобой, Вася? Не случилось ли чего? – спросил Николай.
Вася сконфузился и, помолчав с минуту, ответил:
– Со мной ничего не случилось. Чему со мной случиться? Я пришел к тебе поговорить об одном деле. Видишь ли, Елена Ивановна…
Он отвел взгляд и тихо прибавил.

Обсуждайте перевоспитание детей всей семьей!

Избалованный ребенок приносит родителям немало проблем. Устраивая капризы, он добивается своего и чувствует власть над родителями, которые во всем ему потакают. Результат такого поведения родителей не заставит себя ждать. Как только ребенку попытаются что-то запретить, он тут же применяет проверенный метод и устраивает очередную истерику до тех пор, пока снова не добьется своего.

Все усугубляется, когда родители не могут или не хотят признать, что их ребенок избалован и пора принимать какие-то меры. Многие родители не обращают внимания на излишне капризное поведение малыша. Однако таких детей ждут проблемы и в будущей взрослой жизни. Именно поэтому на родителях лежит ответственность за то, чтобы вовремя понять проблему и постараться её решить.

Избалован ли ваш ребенок? Вот 12 главных отличительных особенностей поведения таких детей. Если вам знакомы хотя бы несколько, то обязательно ознакомьтесь с советами психолога в конце статьи.

1. Ребенок не хочет делиться ничем с другими

Эгоизм избалованных детей заставляет их поступать только в своих интересах, ведь они привыкли получать все, что потребуют. Конечно, такой малыш будет категорически протестовать, если придется с кем-то делиться чем-то своим, будь то любимые игрушки, какое-то лакомство или внимание родителей.

2. Частые истерики

Малыши до 3–4 лет капризничают и устраивают истерики, потому что еще не научились по-другому выражать свои чувства. Однако частые истерики у детей более старшего возраста – это повод для беспокойства, ведь с их помощью ребенок попросту манипулирует родителями.

3. Сильная зависимость от родителей

Вы жалеете ребенка, если он не хочет оставаться с бабушкой, не желает засыпать один или нервничает из-за необходимости посещения детского сада. Если это повторяется слишком часто, то есть повод задуматься о его избалованности. Взрослея, ребенок должен учиться чувствовать себя комфортно среди других людей.

4. Требует готовить ему любимую еду

Конечно, иногда дети могут капризничать из-за еды. Однако если ваш малыш регулярно отказывается кушать обычную еду и требует специально для него каждый день готовить особенные блюда, то он явно избалован.

5. Постоянно выражает недовольство

Еще один признак избалованности – частое недовольство чем-либо. Малыш все время сообщает, что ему не нравятся игрушки, что он не хочет надевать такую одежду, что ему надоело кушать суп или гулять в этом парке. Ситуация усугубляется, когда у соседского ребенка появляется какая-то новая интересная вещь – в этом случае избалованное чадо непременно потребует купить такую же.

6. Никогда не помогает

Уже после 3–4 лет ребенка нужно постепенно приучать убирать за собой игрушки. Если мама и дальше будет все делать за него, в итоге он привыкнет и будет думать, что так и должно быть, и он не обязан никому ни в чем помогать.

7. Хамство и грубость

Удовлетворяя капризы ребенка, родители развивают в нем потребительское отношение к взрослым. В итоге ребенок перестает их уважать. Да и зачем говорить вежливо, если они все равно в итоге выполнят все требования. Иногда это приводит к проявлениями грубости и хамства со стороны ребенка.

8. Малыша часто приходится уговаривать

Избалованный ребенок не признает того, что родителей или бабушку с дедушкой нужно слушаться. Неудивительно, что их требования для него – пустые слова. После таких требований и просьб ребенок по привычке начинает капризничать, манипулируя взрослыми. Чтобы хоть чего-то от него добиться, родителям приходится идти на уговоры.

9. Манипуляция взрослыми

Избалованные дети легко находят в семье объект для манипуляций, с которым всегда работают излюбленные способы добиться своего: капризы, слезы, истерика и т.д. Например, если папа не реагирует на такие проявления, малыш обязательно пойдет к маме или бабушке, он будет грубо и навязчиво, со слезами и истериками что-то просить, пока не добьется своего. При этом малыш может использовать и другие средства манипуляции. Например, сказать бабушке, что он любит её больше всех. Как правило, такая любовь быстро переходит кому-то другому, если от бабушки получить желаемое не получается.

10. Ребенок заставляет родителей краснеть за его поведение

Желая привлечь внимание, малыш часто перебивает взрослых, может начать кричать или устроить истерику где-нибудь в общественном месте. Эта проблему особенно тяжело исправить, если родители изначально разбаловали ребенка, позволяя ему вести себя как ему захочется.

11. Не чувствует ответственности за плохие поступки

Каждый человек должен с детства понимать, что за свои поступки отвечать должен только он. Однако у избалованных детей есть отличная группа поддержки – родители и бабушка с дедушкой, которые всегда готовы исправить ошибки ребенка. Например, если малыш ударил соседского ребенка, никто не объясняет ему, что так делать нельзя, а даже защищает – мол тот мальчик сам виноват. В таких условиях дети вырастают безответственными и разбалованными.

12. Категорически не воспринимает отказа

Избалованные дети просто не понимают, как такое может быть, что им что-то нельзя. Такое поведение можно простить только малышам до 4 лет. У детей 4–6 лет уже должно формироваться понятие невозможности выполнения какого-либо желания, они учатся спокойно воспринимать отказ в чем-то. Избалованный ребенок таких отказов не понимает, он просто устроит очередную истерику, чтобы добиться своего.

Причины избалованности

Жизнь семьи кардинально меняется, когда главную роль начинает играть избалованный ребенок. Дети рождаются в одинаковых условиях, а вот избалованными их делает именно неправильное воспитание. Если до 3–4 лет плач и капризы – вполне естественная особенность поведения, то после 4 лет это постепенно перерастает в средство манипуляции взрослыми, которые за предыдущие годы привыкли делать все, лишь бы малыш успокоился. В итоге ребенок становится эгоцентричным, привыкает добиваться своего капризами и истериками, перестает видеть во взрослых авторитет.

Зачастую избалованные дети вырастают в семьях, где родители не могут найти общие методы воспитания. Чувствуя разногласия, малыш начинает подыскивать рычаги управления взрослыми. Если папа слишком строгий, он идет к более мягкой и готовой ради него на все маме или бабушке.

Также одной из причин избалованности может быть непостоянство запретов. К примеру, если вчера ребенку разрешали бегать по лужам, а сегодня вдруг запретили, то это неизменно вызовет негодование.

Одной из распространенных сегодня причин избалованности также может быть излишняя занятость родителей, когда они не могут уделять ребенку достаточно много времени. В итоге они пытаются искупить свою вину подарками и выполнением всех желаний. А через пару лет, когда капризы и требования ребенка становятся нормой, а запросы малыша растут, становится вдруг понятно, что ребенка избаловали.

1. Всегда оставайтесь спокойными

Контроль ситуации невозможен без спокойного общения. Если вы начнете кричать и нервничать, ребенок не изменится, а в худшем случае – ответит вам тем же. В случае проблемных ситуаций лучше всего постараться игнорировать истерики ребенка. Спокойным голосом скажите: «Мы поговорим об этом только тогда, когда ты успокоишься».

2. Осознайте проблему и начните перевоспитание как можно раньше

Не ждите, пока все зайдет слишком далеко. При первых признаках излишней капризности или истериках ради получения желаемого старайтесь остановить ребенка. Не позволяйте ему манипулировать вами, выполняя все его желания, лишь бы его успокоить.

3. Придерживаетесь последовательности в воспитании

Если вчера вы запрещали ребенку прыгать на диване или бегать по лужам, а сегодня он делает это безнаказанно, то такое воспитание бесполезно. Малыш привыкает, что любые запреты можно обойти. Поэтому если есть какие-то четкие запреты, то о них все время должны напоминать все взрослые члены семьи. Старайтесь всегда выполнять то, о чем говорите.

4. Научитесь отказывать ребенку

Многие взрослые балуют детей, потому что просто не в силах отказать любимому крохе. В итоге ребенок начинает относиться к людям потребительски, чувствуя возможность получать все, что только захочется. Вместо новой машинки, уже десятой по счету на этой неделе, лучше поиграйте с ребенком или прогуляйтесь в интересное место.

5. Введите посильные обязанности для ребенка

Малыш с детства должен учиться понимать слово «надо». Понятие обязанности формируется даже в мелких поручениях. Например, закрепите за ним обязанность убирать за собой игрушки или складывать свои вещи. Пусть у него будет не очень хорошо получаться и вам потом придется все переделывать, но так малыш поймет, что значит «обязанность» и станет более ответственным.

И не забывайте во время перевоспитания не проявлять излишнюю строгость. Объясняйте малышу все спокойно, найдите общий язык с ребенком. Обязательно говорите, что вы его по-прежнему очень любите, но его поведение неправильное и ему придется исправиться. И непременно обсуждайте перевоспитание детей всей семьей, чтобы бабушка ненароком не продолжила в тайне от вас исполнять все желания малыша, пока вы будете безрезультатно пытаться объяснить ему, что значит «нельзя».